[antigrav]

А еще я знаю, что у меня тут есть парочка любителей Артемиса Фаула, поэтому делюсь подарком на ДР от дорогой Ми
Это прямо такой освежающий нырок в ностальгию и щемящее чувство продолжающейся сказки. Колферовской, ага. А уж как я восхищаюсь стилем Ми, ее деталями... в общем, что и говорить.



Таймлайн: 1 том. Арти расшифровывает Книгу.

В свете настольной лампы Дворецки долго рассматривает узкую щуплую спину, закованную в дорогой синий пиджак.

В первую очередь он обращает внимание на торчащие кости. Буквально отовсюду. Дети возраста Артемиса, немного более развитые физически, пару столетий назад имели бы куда больше шансов на выживание, чем его маленький хозяин. Он мало двигается. Если бы Дворецки мог, он бы поцокал языком и сокрушенно покачал головой – чуть устало, снисходительно, как это регулярно делает Джульетта. Дворецки нравится, что она имеет на это право. В хорошем настроении Артемис терпеливо выслушивает ее подначки и не делает замечаний этим до странности взрослым тоном, который он использует почти всегда.

Дворецки, разумеется, ведет себя иначе, чем сестра. Он мало говорит, поскольку, в отличие от Джули, хорошо понимает: все, что когда-либо мог сказать Дворецки, юный мистер Фаул знает и сам.

Почти все.

Мальчик не оборачивается. Он ссутулился над столом, неестественно наклонив набок голову, он вглядывается в экран и щурит глаза. Дворецки не впервые испытывает желание, которому не должен подчиняться – взять мальчика за плечи и придать телу нужную позу. Правильную, здоровую посадку головы. Зафиксировать позвоночник, чтобы позвонки не терлись друг о друга, съезжая с нужных мест.

Дворецки пристально смотрит на его затылок, мысленно ероша черные волосы. Такой ум — в такой хрупкой черепной коробке, сидящей на такой тонкой шее — в этом есть какая-то насмешка природы. Он будет рядом не всегда. Хотел бы, но вряд ли получится. Рано или поздно мистеру Фаулу придется задуматься над скоротечностью происходящего. Пока он все же ребенок, а дети, даже гениальные, не вспоминают о смерти. Разве что теоретически, но это совсем не то. Рано или поздно придет время, когда его молодой хозяин почувствует, как коротко человеческое существование, и осознает, что единственный способ продлить его — заботиться о теле. Разум – превыше… Расхожее заблуждение. Ум ничего не стоит без тела.

Дворецки неторопливо встает и подходит ближе. Он намеренно двигается медленно, осторожно перетекая из одной точки пространства в другую. Ему известно, что Артемис редко реагирует на резкие звуки и движения положительно. Это простительный и понятный недостаток, но весьма мешающий жизни вне стен дома — внешний мир целиком состоит из неожиданностей.

— Два часа, сэр.

Мальчик вздрагивает. Увы, сейчас он мало похож на всесильного главу ирландской мафиозной аристократии. Дворецки с неудовольствием отмечает, что его хозяин почти спит – синие глаза слипаются, а белок испещрен сеткой красных капилляров.

Скверно.

— Сон необходим, — Дворецки старается говорить отчужденно, но получается жестче, чем планировалось. — Вам известно это, — мальчик нехорошо прищуривается, и Дворецки привычно добавляет: — Сэр. Уже глубокая ночь.

— Я в состоянии посмотреть на часы самостоятельно, — старательно задавливая зевок, гордо отвечает Артемис. Дворецки молчит, и его патрон отводит взгляд. Артемису всегда требуется время на переключение от общения с механизмом на разговор с живым человеком. Получается далеко не сразу. Дворецки ждет.

— Я понял тебя, — устало отзывается мальчик, неожиданно взрослым жестом растирая нахмуренный лоб. — Я понял. Но пока я еще могу работать.

Дворецки едва уловимо сжимает губы.

— При всем уважении — вас не хватит надолго.

Артемис упрямо качает головой.

— Ты понимаешь, как важна эта сделка? Что на кону?

У него тонкие плечи – очень тонкие. Дворецки не может перестать думать о том, что, если бы захотел, мог бы сломать их одним нажатием руки, не прикладывая особых усилий.

— Повернитесь, — ровно просит он, положив ладонь на спинку высокого кресла. — Облокотитесь на столешницу.

Артемис подчиняется — и это дурной знак. Обычно его патрон более строптив. Это свойственно мальчикам его возраста, в отличие от странной покорности, которая владеет разумом мальчика сейчас. Дворецки кладет руки ему на ключицы, мягко проводит, разминая затекшие плечи, заставляет снять пиджак. Фактически – вытряхивает из пиджака. Артемис подчиняется, бездумно глядя в одну точку; он устал, очень устал, говорит себе Дворецки, и мнет мышцы аккуратно, стараясь действовать максимально бережно. Мальчик расслабляется на глазах. Дворецки обдумывает, не сочтет ли юный хозяин нарушением субординации , если Дворецки отнесет его в комнату и уложит спать. Гении удивительно упорно не хотят быть детьми. Или это свойство любого подростка? Дворецки забыл. Он не помнит себя в этом возрасте. Помнит Джульетту — но Джульетта обычная девочка. Ее только радовала такая забота.

— Дурацкий язык… — путанно бормочет Артемис себе под нос и ложится головой на скрещенные на столешнице руки.

Напоследок Дворецки легко касается атланта, маленьким горбиком выступающим над склоненной шеей.